Это — хроника присутствия.
Высоцкий — не легенда, а мужчина, который постучал в дверь в три ночи: «Ну, Зоя, дай послушать — вдруг получилось?»
Любимов — не реформатор театра, а человек, снявший пиджак после репетиции и тихо сказавший: «Зойка… давай без прикрас».
Солженицын — не символ эпохи, а сосед по лестничной клетке, забывший зонт, которого провожали под одним — молча, сквозь мокрый ноябрь.
Зоя Борисовна 100 лет. Последние 25 — вела записи: не для истории, а как привычку — заварить чай, включить диктофон, спросить: «Расскажи, как было на самом деле».
Ни одной цитаты «по слухам». Ни одного события «понаслышке». Только — глаза, память, верность голосу.
🔹 Здесь — не списки имен, а живые встречи: как Аксенов спорил с Битовым о запятых в перерыве между тостами, как Меньшиков впервые читал Хлебникова, стоя у плиты, как художник Сидур пришёл с эскизом и оставил его на холодильнике — «на всякий случай».
🔹 Это — не мемуары аристократки, не дневник dissident’ки, не отчёт очевидца. Это — домашняя летопись совести, написанная человеком, который всю жизнь оставался человеком у окна: слышащим, помнящим, не осуждающим.
Книга — для тех, кто:
→ помнит — и хочет проверить память на искренность;
→ не помнит — и хочет понять, как дышала эпоха в быту, в паузах, в тишине после громких слов;
→ верит, что главное в культуре — не события, а честность разговора за чашкой чая.
📦 В наличии — с доставкой по СПб и всей России.
Подарочная упаковка — по запросу.
(Тираж ограничен первым изданием — без переосмыслений, без «адаптаций». Только — как было сказано.)
